— И я, рад принять вызов от благородного человека с учтивыми манерами. Приступим!
Биться решено было так: пешими, обязательны только мечи, из доспехов только шлем, наручи и поножи, без кирас, панцирей и кольчуг. Кто хочет — волен пользоваться щитом, но не секирой и не кинжалом. Битва идет непременно до первой крови, а дальше — по желанию участников.
Оба пользоваться щитами не пожелали.
Хоггроги снес голову своему противнику первым же выпадом: все, что ему понадобилось, — это чуть отклонить корпус от двуручного, однако довольно короткого меча своего низкорослого противника и ударить по подставленной шее. Следующий.
Меч маркиза, хлебнув первой крови, словно бы взвыл в его руке, раскаленным выплеском саданул по лучевой кости от кисти к локтю… и вроде бы поутих… нестерпимый жар ослаб до… ммм… тепла… можно даже сказать безболезненного тепла…
Тем временем слуги маркиза бранью и понуканием добились от трех местных слуг, из постоялого двора, чтобы те в самом быстром порядке оттащили в сторону обезглавленное тело, подобрали голову, выбрали досуха кровь, присыпали сверху трухой и опилками…
— Готовы, сударь?
— Да, сударь! Для меня честь — биться с маркизом Короны!
— Для меня не меньшая честь биться с дворянином из дома Ар-цу! Приступим.
Вторая схватка продолжалась почти столько же, быть может на несколько мгновений дольше: Хоггроги внезапно схватил меч обеими руками и просто рубанул сверху вниз, так дворовые слуги дрова для очага колют. Противник маркиза, рослый плечистый малый, успел подставить свой клинок, а под него даже и щит, но все же это была слишком непрочная защита против чудовищного удара: легкий меч его сломался, щит разлетелся в куски, а сам дворянин из дома Ар-цу замертво осел на землю, разрубленный от головы до пояса.
Руки Хоггроги онемели, их сковал смертельный холод, идущий из рукоятки меча… но холод вдруг отступил, и под кожей радостно забегали колючие мурашки…
«Еще…» — словно бы прошептал ему меч, и Хоггроги радостно кивнул. Следующий!
Третий противник был на вид самым рослым и сильным из троих искателей дорожных приключений, он видел мгновенную смерть своих товарищей, но испуга в нем не ощущалось. Только напряжение, ну, понятное дело, и тревога… Двуручный легкий меч, от щита отказался. Этот тот самый, который хотел на кинжалах… Если Рокари ничего не перепутал.
— Готовы, сударь?
— Да, сударь! В бою против вас и погибнуть не обидно. Готовы ли вы?
— Готов. И рад выйти на бой против отважного и сильного дворянина.
Третий противник, дворянин Реги из Храма, бился храбро, с пылом и без страха, однако умения, конечно же, ему никак не хватало, чтобы противостоять в рукопашном бою, один на один, маркизу Короны, но тот решил не спешить. Однако же… Это неплохой воин… А мог бы стать хорошим…
— Крови… — прошелестел меч.
— Да, а может молока тебе? С водой и огурцами? — Хоггроги проревел вслух ответ своему мечу и нанес по плечам противника два невероятно быстрых удара: один, справа — как бы тупой, чтобы не калеча обезволить мышцы плеча, а другой, слева — режущий, но слабый, почти что нежный, чтобы только вспороть камзол и кожу под ним.
Противник охнул приглушенно и выронил меч. Одно лишь мгновение он стоял неподвижно, раздираемый двойной болью в руках, но сразу же попытался наклониться, чтобы перехватить меч в окровавленную руку, потому что она его все-таки слушалась. Хоггроги в четверть силы ударил упрямца мечом плашмя по макушке дешевенького шлема, и противник упал без сознания.
— Кари, это тот самый, кто на кинжалах хотел?
— Да, ваша светлость, третий, как вы и повелели.
— Хорошо. Видишь, какое у меня чутье? Этот — единственный из них по-настоящему крепыш, с задатками.
— Да… не такой уж и…
— Я тебя — что, о чем-то спрашивал? Хотел узнать твое мнение? Не выспался ты, что ли?
— Виноват, ваша светлость. Так точно, не выспался, Керси-то — до рассвета бубнил, мне показалось, что не пятнадцать, а все сто пятнадцать прочитал.
— В общем, не вижу я пока в тебе первого сенешаля. А вижу болтуна и скомороха.
— Виноват, ваша светлость! — Рокари Бегга уловил непритворный гнев в словах повелителя и струхнул не на шутку.
— Смотри у меня. Этого храмовника — куда-нибудь в храм и пристрой, на лечение, хотя он здоров как тургун и наверняка через денек оклемается. Ну, все одно, чтобы там перевязали, лекарствами попотчевали. Денег оставь, потому как своих у него наверняка негусто, иначе зачем бы им дорожными поединками промышлять? Трофеи от этих двоих продай, и из этого заплати монахам. Не хватит — из моей казны возьмешь, но — в меру, под отчет. Далее. Как он очухается — поговори с ним, чтобы он, если захочет, шел ко мне на службу. Объяснишь условия. Коли согласится — пусть ждет поблизости, я с ним поговорю на обратном пути. Тоже денег оставь, если понадобится. Какого он Храма воспитанник?
— Храма Земли. Вообще-то он дворянин из рода Ульвия, но от родового имени отказался.
— Земли? О, почти наш, можно сказать. Да и хрен с ним, с его именем, был бы воин. Одним словом, ты понял. В подручные Керси возьми, он тоже вроде тебя весельчак, не соскучитесь на пару. Ступай. Как управитесь — догоняйте не мешкая.
В полдень Хоггроги объявил привал прямо в чистом поле, но дружина почти вся, за исключением разведчиков и кашеваров, продолжила нести службу: воины, пополам разделившись на пеших и конных, образовали правильный круг, примерно в тысячу локтей шириной, в центре этого круга маркиз беседовал со своим мечом.
Даже самые зоркие увидели не так уж и много: расстеленная попона, на которой сидит маркиз — прямая спина, ноги калачиком, руки на коленях, неподвижен; перед ним стоит седло, на седле, как на подставке, лежит вынутый из ножен меч маркизов Короны. Солнце сокрыто за зимними тучами, но нет ни дождя, ни снегопада, ни даже поземки…
— Ты ел и пил из моих рук. Понял ли ты это?
— Да.
— Ты сыт?
— Нет.
— Я тоже понял голод и жажду твою. Готов ли ты служить мне так, как служил отцу моему, деду моему, прадеду и всем достославным предкам моим, так же верно, как я служу им, моей семье, Империи и государю?.. Что молчишь?.. Почему ты молчишь, я спрашиваю?
— Я голоден.
— Ты накормлен.
— Я голоден.
Хоггроги сомкнул глаза и вновь открыл их, раз и другой. Он вдыхал холодный воздух зимнего полдня и выдыхал облачка пара, которые тут же таяли в белом пространстве, запах лошадиного пота от седла и попоны трогал его ноздри, глаза увидели, как один из воинов охраны, пренебрегая порядком и уставом, что-то проглотил, таясь от десятского… Лошадь ржет, другие ей откликнулись…
